Глава 5. ВПЕРЕД, К АЛМАЗНОЙ ДОЛИНЕ 2.
ечь, ввиду наличия отсутствия дров, уже много дней топилась соломой А потому кирпичи к утру остывали и уже не грели тело, а наоборот, тянули тепло из него. Проснувшись и поворочавшись с богу на бок, пытаясь согреться, Лева Зайцев решил, что пора вставать, но не спешил открывать глаза, оценивая обстановку в доме. Обстановка подсказывала ему, что все уже на ногах и, кажется, позавтракали. Без него. Даже не удосужились разбудить.
Спрыгнув с печки, он увидел еще сидящих за столом детишек. Мать их, то есть свою жену, Лева в избе не обнаружил, значит вышла во двор. Сев за стол, он потрепал ребятишек по головам, подмигнул им и улыбнулся. Изобразив рукой человечка, пальцами зашагал к чугунку, стоявшему в центре стола.
— Топ-топ, ну-ка, ну-ка, посмотрим, что тут папке есть покушать. Папка у нас голодный, как лев! Р-р-р!
Дети засмеялись. Скинув крышку с чугунка, Лева убедился, что он пуст. В горницу вошла жена. Прошла мимо него, как мимо пустого места, делая вид, что не замечает.
— Мусик, а где же завтрак? — возмущенно протянул Лева.
— А где деньги?!
— Будут деньги, ты же знаешь, зарплату задерживают…
— Вот получишь, тогда и позавтракаешь, пообедаешь и поужинаешь!
— В огороде ничего, что ли, не растет, корова, что ли, не доится?
— А то не знаешь! Капусту всю почти поели — из незрелой все лето серые щи варила. Хоть чуть-чуть на закваску оставить! Огурцы, вот, последние сняла солить. Репу не дам, хоть она пусть дозреет. Молоко — детям, остатки продаю, надо же и пастуху заплатить, соль, мыло покупать надо. Хочешь есть — иди, вон, морковки надергай, да грызи. Ты же у нас Зайцев!
— Я — Лев!
— Ах, подумайте! Мясо, значит, ему надо. Так иди и заработай! Срам какой, сборщик налогов — и без гроша ходит. Детей нечем кормить, слыханное ли дело?!
— То есть как это: без гроша? А по весне три рубля золотом кто принес? А колец зачем ты столько накупила, у тебя что, двадцать четыре пальца? А жемчуга — вона, шкатулка целая!
— Это на черный день! Мало ли, а вдруг война? Настанет черный день, а мы совсем голые. А ты уж постыдился бы. Вон, в Нидвораеве, жена сборщика налогов — в парче, да в атласе, да в мехах! В бричке ездит, сапоги сафьяновые носит. Да у них, что ни день — зарплата.. Боятся селяне, вот и несут. А ты у меня? Тьфу, глаза б не глядели!
— Ну завелась, закипела! — возмутился Лева. — Ну, пойду, ну и заработаю. Что я могу сделать, если деревня наша — голытьба одна! Что я, к деду Парфёну за бабками пойду? Он как последнюю старуху свою схоронил, так сам по дворам махорку стреляет.
— К Марфе вчера на постой три молодца залетели. С виду не бродяги, небось и ендрик серебром заплатили. Она знаешь, Марфа-то, своего не упустит. Вот и пусть уважает, пусть делится.
— Ну ладно, пойду, не шуми только, — сказал Лева, надевая форменный китель.
* * *
Мы проспали часов до семи, что называется, без задних ног. Когда проснулись, было слышно, что Марфа уже шебуршится на кухне. Она принесла нам в огромной сковороде яичницу из дюжины яиц с салом, краюху свежего хлеба, масло и молоко. Позавтракав с чувством и расстановкой, мы сложили свои монатки, расплатились с Марфой и собирались уже распрощаться, как тут в горницу без стука ввалился какой-то детина в форме неизвестного мне рода войск.
— Привет, Марфа! — пробасил он.
— Ну, здравствуй, Лев. Зачем пожаловал?
— Ты чего же… это… налоги-то не платишь?
— Сдурел, али как? Белены, что ли, объелся? Какие налоги, очумела твоя голова?
— Обычные! — пришелец повысил голос. — Сама знаешь! Давай, давай плати быстро, а не то…
Он покосился на нас. Так, вот, значит, и рэкетир подвалил. Ясненько. Я уже было приготовился сделать телодвижение, чтобы показать ему, где Бог, а где порог, но Вольф остановил меня, говоря взглядом, мол сами разберутся.
— Не то что? — Марфа подбоченилась, приняв позу сахарницы. — Ты, Левушка, смотри, не зарывайся! Я по весне все налоги выплатила до полгрошика! Теперь осени жди, соберем урожай, вот и приходи тогда. На базаре я не торгую, прачкой не подрабатываю А подсобное хозяйство налогом не облагается, не наложил еще на него лапу ваш Бэбэ!
У сборщика налогов глаза округлились, в них выступил испуг. Было заметно, что и мои попутчики слегка струхнули.
— Ч-ч-щ! Не Бэбэ, а Великий волшебник, Маг и Чародей…
— Да ладно тебе, слушать тошно. Не боись, жуков-тараканов у меня нету, повывела. Был бы волшебник — наколдовал бы себе золота столько, сколько надо и не обирал бы честных тружеников. Нету у меня денег, убирайся!
— Ты ж вон путников на ночь пустила, небось не беспла…
— Ах ты, морда твоя бесстыжая! Странников в дом не пустить, в чистом поле на ветру оставить, не накормить, не напоить, да кто бы я была после этого! Проваливай, пока ухватом не огрела!
Парень пожал плечами и вышел.
— Это кто? — спросил я Марфу.
— Да так, ОМОНовец.
— ОМОН? — удивился я.
— Да, Организация Мытарей и Обирателей народа. А ну его, никто тута его не боится. Труслив, как заяц, и фамилия такая. Да вы не подумайте, все, что полагается мы исправно платим. А уж сверх того — халтура там какая иль еще что — так уж извиняйте, гроша ломаного не дадим.
Позже я узнал, что за неимением в обращении более мелкой разменной монеты, с дензнаками тут поступали весьма вольно. Ежели цена на товар или услугу была меньше номинальной стоимости гроша, его (грош, то есть) ломали топором или клещами на две или четыре части, и эти части свободно обращались. Отсюда и пошло выражение: ломаный грош.
Мы еще раз поблагодарили Марфу, распрощались и вышли. На завалинке Марфиной избы печально сидел незадачливый сборщик налогов. Когда мы выводили из сарая оседланных коней, он все еще сидел, обхватив голову руками.
— Что, ОМОНовец, плохо дело? — спросил его Вольф.
— Отвали! — хмуро ответил тот.
— Выбрал бы ты, дружище, другую профессию!
— В советчиках не нуждаюсь.
Но Вольфа уже понесло:
— Собирать налоги — дело непростое. Тут надо иметь решительность, смелость, я бы сказал, наглость!
— Пошел ты!
— Я-то пойду! А ты — сиди, грусти, кури бамбук, а лучше — меняй профессию. Зарплату давно не платили?
— Три месяца.
— Ну, это ничего. Мне, бывало, по полгода не платили, ничего, пережил. Халтура, знаешь ли, выручала.
Вольф мечтательно поднял глаза и цыкнул зубом. Но, заметив наши с Лешеком укоризненные взгляды, пояснил:
— Вообще-то я почти вегетарианец.
— Сменю! — воскликнул вдруг незадачливый мытарь, решительно поднимаясь. — Сменю к чертовой матери эту профессию. В пастухи пойду или к плотнику в подмастерья. Только вот обидно до соплей, я же служил честно, лишнего не брал, начальство не обманывал, за что же такая несправедливость? Пойду в Алмазную долину, да я до самого Великого Волшебника, Мага и Чародея, Властелина ночи, Повелителя Алмазной долины Бэдбэара доберусь! Разве можно честных людей обманывать? Где моя зарплата? И не вернусь, пока мне не заплатят мои кровные!
— Вот это по-мужски, — одобрил Вольф. — Чем нюни-то распускать.
— Каска-то есть у тебя? — спросил я.
— Чего?
— Да понимаешь, в наших краях принято, когда требуешь выплаты задержанной зарплаты, сидеть на мостовой и стучать каской.
— Ничего, я и без каски как-нибудь. Вы сами-то, мужики, куда путь держите?
— Да туда и держим. В Алмазную долину.
— Мужики, я с вами, мужики! Вместе, ведь, веселее, а я вам пригожусь, вот увидите! Позвольте, составлю вам компанию, возьмите, не пожалеете! Обождите меня, я мигом, бедняку собраться — только подпоясаться!
Мои спутники вопросительно посмотрели на меня. Я несколько секунд колебался, потом сказал:
— Мужик, у тебя времени четверть часа.
Мы условились, что будем ждать его за околицей.
— Зря он на Марфу наезжает, — сказал Лешек.
— Это точно, — подтвердил Вольф. — С ведьмами лучше не связываться. Нашел бы кого попроще: торговца беленой или винокурщицу.
— А она ведьма, Марфа-то? — спросил я.
— А то! — ответил Вольф.
— Стопудово, — подтвердил Лешек. — Вон, девчонке ведьмин волос дала бородавку свести…
Мы стояли уже больше получаса и хотели было отправиться в путь без мытаря, но тут увидели, как он скачет, пыля, по улице. В какой-то охотничьей шляпе с пером, форменном кителе и с длинным ружьем на плече. И на очень странной кляче. Впрочем, вовсе не кляче, лошадка-то довольно упитанная, но это не мешало ее мослам выпирать со всех сторон, оттягивая шкуру. Она была буланой масти, крупной и ширококостной, а экстерьером сильно напоминала мула. Точнее, не просто мула, а помесь коня Ильи Муромца с Валаамовой ослицей. В общем, скажу вам — лучшего, чем наш новый попутчик, исполнителя на роль д ‘Артаньяна в момент его прибытия в Париж просто не найти.
— Кто-нибудь может ориентировочно сказать мне время нашего прибытия в Алмазную долину? — спросил я, когда мы вчетвером рысили по хорошо наезженному тракту.
— Чтобы заказать цветы и оркестр? — спросил наш новый спутник Лёва.
— А мы не собираемся никого хоронить.
— Я имел в виду торжественную встречу. Долина большая, если не случится каких-нибудь неожиданностей, к заходу солнца пересечем ее границу. А оттуда еще день пути до мегаполиса.
Сегодня четвертые сутки моего пребывания в этом непонятном мире. Нет, не моего, нашего пребывания. Ведь где-то здесь томятся в плену мои друзья, и я должен их спасти. В том, что это параллельный мир, сомнений становилось все меньше. Слишком много нелепого и непонятного, чего не предусмотришь ни сценарием, ни режиссурой, да и очень уж много потребовалось бы на обустройство всего этого финансовых затрат. Значит, только послезавтра я смогу увидеть этого загадочного Бэдбэара. А захочет ли он мне помочь отыскать моих друзей и вернуть нас к привычной жизни? Я вспомнил о Катьке, и у меня опять защемило в груди. То есть я помню о ней почти всегда, но иногда накатывают невыносимые приступы сентиментальной тоски. Как там и где моя Катька? Вот спасу ребят, вернемся мы домой, первым делом пойдем с Катькой в городской парк, и залезу я в этот чертов фонтан, какая бы ни была погода.
Мы проскакали немного галопчиком, потом перевели лошадей на шаг и завели тихую светскую беседу. Нам интересно было разузнать поподробнее о нашем новом спутнике. Выяснилось, что родился он в Николаево, где и прошло его босоногое детство, а также беззаботное отрочество. Став юношей, да, собственно, не юношей, а почти что мужем, он был рекрутирован в действующую армию Алмазной долины. И когда уже приступил к выполнению воинского долга, прослышал о наборе добровольцев на альтернативную службу, которую можно нести по месту проживания. Тоска по дому, по родной деревне, по любимой девушке, которой предстояло ждать солдата и ждать долгих двадцать лет, подтолкнула его податься в эти самые добровольцы. Вот так, подписав контракт на десять лет, он стал сборщиком налогов. Теперь срок контракта истекает, он вполне может отказаться от его пролонгирования, получить жалование за последние три месяца, выходное пособие и заняться каким-нибудь ремеслом — пасти коров, рыть колодцы, заготавливать дрова или открыть скобяную лавку. Обмолвился он и о какой-то мечте, но пока что не стал о ней ничего рассказывать.
— Так тебе вовсе и не обязательно, — сказал я, — идти к самому Бэдбэару…
— Великому Волшебнику, Магу и Чародею, Властелину ночи, Повелителю Алмазной долины, — почтенно перечислил все титулы Лева.
— Послушайте, зачем вы всякий раз это повторяете? Неужели в обиходе нельзя называть его как-нибудь покороче, скажем Бэбэ?
На моих новых друзей стало страшно смотреть. Похоже, в них резко начала убывать энтропия, они готовы были свернуться в точку вместе с лошадьми, пространством и временем.
— Тебе можно, — наконец произнес Вольф. — Ты — чужестранец.
— Он вездесущ и всемогущ, — пояснил Лева. — За неуважительное отношение кара может быть очень жестокой!
— М-да! Ну, ладно, — продолжил я. — Так о чем это я?.. Ах, да! Тебе же вовсе не нужно беспокоить такого занятого и почитаемого человека. Расторгнуть контракт можно и в канцелярии, а деньги получить в кассе.
— Ты прав, конечно, встречаться лично с… (в дальнейшем я, по возможности, буду пропускать это не слишком короткое имя собственное) у меня нет необходимости, но добиться правды у чиновников, сами понимаете, не так легко. Конечно, я начну с канцелярии, но, чтоб добиться своего, придется двигаться и дальше, вверх по лестнице, до самого…
— Понятно! — поспешил я перебить Леву.
— И потом, до Даймондтауна, столицы долины, мы же все равно доедем вместе.
* * *
Деревню Нидвораево мы миновали околицей. Выглядела она еще печальнее, чем Николаево. — покосившихся домов больше, больше росло лебеды и крапивы, а культурных растений — меньше, и живности меньше. Зато посередине деревни высился огромный терем, почти вровень с колокольней.
— Это что, дача министра или дворец деревенского старосты? — спросил я.
— Какой там старосты, — ответил Лева. — В этой деревне сборщиком налогов служит некий Макс Лютов. Это его хоромина-огромина! До нитки весь народ обобрал, вот и стараются они и скотины держать поменьше, и вообще жить впроголодь — какой смысл вкалывать, наживать добро, если один хрен обдерут.
— А местный староста куда смотрит?
— Ему какое дело? Он вообще в городе живет.
— Да, ветром демократии тут у вас и не веет. Впрочем, и у нас не лучше. Но почему бы вашему Бэд… э э… правителю не снизить хотя бы налоговое бремя, чтобы оживить торговлю? Магазины-то, лавки тут у вас есть?
— Не-а. Раз в месяц базарный день. А так, если кому чего надо, молока, там, сыру, соли или, скажем, самогону — сами знают к кому идти и стараются тайком, чтоб омоновец не прознал.
— Ага, он, значит, самовольно ввел налог с продаж. Понятно.
Тем временем, дорога привела нас в лес. И мы угодили в ловушку!