2. Стас
сли и бывают в жизни черные дни, то этот, наверное, чернее черной дыры.
Во-первых, с утра мы расстались с Вероникой. Расстались, похоже, навсегда. Она спросила, не пора ли нам, наконец, выяснить отношения. Сначала я подумал, что речь идет о свадьбе. Вообще-то я собирался сделать ей предложение, правда, не торопился, потому что серьезные дела с кондачка не решаются, их надо делать взвешенно и обдуманно, а мы знакомы не так уж и долго, всего каких-то года полтора. Но оказалось, что речь вовсе не о том, чтобы укрепить и оформить наши отношения, а совсем даже наоборот. Она предложила тихо разойтись, потребовала отдать ключи, забрать свои вещи — а их у меня не так и много, — и больше никогда не ходить сюда и не звонить.
Во-вторых, в середине рабочего дня, шеф позвонил мне по местному телефону:
— Станислав Аристархович, зайдите ко мне!
Когда на «вы», да по имени-отчеству — а оно у меня не из коротких, не то что, скажем, Пал Палыч, — это явно не к добру. И действительно, шеф поблагодарил меня за добросовестный труд и сказал, что фирма больше в моих услугах не нуждается. Бухгалтерия рассчитает меня прямо сегодня, после чего я совершенно свободен.
В-третьих, когда я пришел в бухгалтерию, мне напомнили, что я превысил подотчетную сумму, выданную мне на последнюю командировку, кроме того, с меня удержали за сканер, который я якобы сломал. А я вовсе и не ломал его, просто, вылезал из-за стола и зацепился ногой за шнур, а он упал и разбился. Короче, оказалось, что не мне полагается выходное пособие, а я должен фирме некоторую сумму. Но мне оказывают любезность и предоставляют неделю рассрочки. Так что теперь, если я не заработаю себе на ужин и не найду, где ночевать, то становлюсь просто бомжом. Не могу же я ночевать у Милки — с Милкой мы года два в разводе, у нее другая семья, муж, маленький ребенок… Приду я такой, типа «я к вам пришел навеки поселиться, в надежде, что найду у вас приют».
Я колесил по городу в поисках вытянутой руки, поскольку единственный для меня способ заработать на данный момент — это бомбить. Как назло, народ совсем не хотел никуда ехать, я наматывал круги, жег бензин, и через час-полтора мог вообще остаться наедине с пустым баком. А это значит, что если я надумаю ночевать в машине, то не смогу даже включить печку, чтобы согреться.
3. Мария
а постом охраны меня ждал дядя Сева. Собственно, это я его считала своим дядей, на самом деле он приходился моей покойной матушке каким-то очень отдаленным родственником. Но он сыграл в моем воспитании немаловажную роль, часто заменяя мне отца, которого у меня никогда не было. То есть, в биологическом смысле отец у меня был, не из пробирки же я появилась. Но, кроме того, что мой отец — морской полярный летчик-испытатель, мне ничего о нем не было известно.
Когда я была маленькой, дядя Сева появлялся обычно в те моменты моей жизни, когда мою заблудшую душу требовалось наставлять на путь истинный. Обличием дядя Сева напоминал священника, хотя священнослужителем не являлся, а являлся он… но об этом чуть позже. Надо сказать, раньше я как-то и не задумывалась, как точно назвать дяди Севину профессию. Его высокая и худощавая фигура была видна издалека. Лицо украшала аккуратная с проседью бородка. Он из тех людей, определить возраст которых совершенно невозможно. Сколько себя помню, за это время дядя Сева ни капельки не изменился. Впрочем, и я сейчас стала очень мало меняться, после того, как начала ему помогать. Я ему иногда помогаю. Как волонтер. И раз он пришел, значит, сегодня пьянки-гулянки отменяются, и мне предстоит выполнить очередную миссию.
Он взял меня за локоть и повел к выходным дверям. На улице было все так же сыро, мерзко и противно, но стало еще холоднее. Капли дождя чередовались то с колючими льдинками, то с липкими снежинками. Под ногами намерзала наледь. Может, и хорошо, что машина не завелась: ехать в такую погоду — просто атас!
Сейчас начнутся нравоучения. Вообще, дядя не зануда, с ним приятно общаться, он много знает, начитан и образован. С ним можно обсудить философские темы, поболтать об искусстве, об истории, археологии или даже о космосе. Но когда дело начинает касаться морали, он становится просто невыносим.
— Не гоже юной барышне вести столь беспорядочный и легкомысленный образ жизни, — завел он свою пластинку.
— Не такой уж и юной, скоро четвертый десяток разменяю.
— Не скоро, через год. А в двадцать девять лет самое время задуматься над прожитым и обозначить вехи на будущее…
— Но у меня впереди — целая вечность!
— Мария, вечность на самом деле — не так бесконечна, как кажется. Пролетит, не заметишь, уверяю тебя. Парадокс, но это действительно так.
— И что мне теперь делать? Сидеть как старой деве дома и читать Шопенгауэра?
— Хотя бы. Иначе придется перевести тебя в другой департамент. Я думаю, тебе не нужно объяснять, с каким контингентом тебе придется работать.
— Подумаешь…
— Человеку в твоем возрасте вообще следует задуматься о своем предназначении, подвести итог содеянному, проанализировать, насколько это содеянное полезно для общества и определиться, готов ли он к более серьезным испытаниям.
— Всегда готов! — я по-пионерски отдала салют.
— Перестань паясничать. Сейчас я не читаю тебе нотаций, я говорю совершенно серьезно. Где твоя машина?
— Осталась дома. Она сегодня не завелась.
— Хорошо. Тебе надо будет сесть к нему.
— Опять мужик?
— Да.
— Старый?
— Нет.
— А молодых мне всегда жалко!
— Там ему будет лучше.
— Надеюсь.
— Прекрати, ты прекрасно знаешь, там всем лучше.
— Не знаю, я там не была.
— Успеешь еще.
— А как я могу прекрасно знать то, чего никогда не видела?
— Верь мне на слово.
— Ага!
— Так, ну хватит, Мария. Время идет, пошли, провожу туда, где ты его встретишь.
Мы с дядей Севой шли по какому-то переулку, и он давал мне последние наставления.
— А он согласится? — с сомнением спросила я.
— Куда он денется. Ты уговоришь. Главное — твердость в голосе и уверенность в себе. Это одинокий парень, родители умерли, семьи нет, работу потерял, любимая женщина бросила. Изгой, короче, лишний человек, поэтому мы его и забираем.
— А он симпатичный?
— О, женщины! Тебе-то что до этого? Тридцать пять лет, с вашей женской точки зрения достаточно привлекательный, спортсмен в прошлом. Как и ты, склонен к авантюрам, не любит сидеть на одном месте.
— Ой, дядя Сев, а давайте я его себе возьму.
— Что значит возьму? Что это тебе, хомячок или рыбка? Это душа.
— Только душа, а тела нету?
— Мария! Мы с тобой на службе! В конце концов, не я решаю, по чью душу приходить.