2.
ыслушав мой сбивчивый монолог, физик нацепил на себя скептически-ироническую усмешку, решив, наверно, что я его разыгрываю. Но когда я ему дважды продемонстрировал фокус со стаканом чая, он закурил сигарету и надолго уставился в потолок.
— А ну-ка, сделай еще что-нибудь, — попросил он, когда длинный столбик пепла упал ему на брюки.
Мой взгляд привлекла колода перфокарт у него на столе. Я подбросил десяток веером кверху, а когда они застыли в воздухе, стал собирать по одной. Последнюю подхватил у самого носа моего приятеля, который все еще держал во рту недокуренную сигарету. Он закашлялся, откинулся на спинку кресла и пару минут бормотал что-то себе под нос на своем физико-математическом языке про какие-то лямбды и косинусы. Потом он схватил со стола хрустальную пепельницу, вытряхнул ее содержимое прямо на полированную поверхность и запустил ею в меня. Я машинально поймал пепельницу вытянутой рукой.
— Ты что, очумел? А если бы я увернулся?
Большим пальцем я показал себе за спину на полку серванта с китайским фарфором. Приятель расхохотался.
— Пустяки (ха-ха-ха!). Просто я хотел (ха-ха-ха!), чтобы ты сказал чего-нибудь, пока находишься в ЭТОМ состоянии. Ой, не могу! (ха-ха-ха!) Точно! Ты говоришь как Буратино!
Он сгреб ладонью окурки обратно в пепельницу, которую я ему вернул.
— Я все понял. Ты знаешь, что такое время?
— Время? — удивился я и машинально посмотрел на часы.
— Да, время. Это векторная величина, имеющая постоянное направление и скорость. То, что время необратимо, люди поняли давно. Только писатели-фантасты нещадно муссируют тему машины времени, которая, как и вечный двигатель, до сих пор считается утопией. Лично я допускаю, что вектор времени может иметь иное направление, в том числе и обратное. Можно даже предположить, что те летающие тарелки, которые встречают некоторые наблюдатели – и есть машины времени, они прилетают к нам из будущего. Но это тема для другого разговора, вернемся к твоему феномену. На тебя свалился Божий Дар – ты можешь управлять скоростью времени, правда, лишь для себя. Поскольку мы время только наблюдаем, и не можем (кроме тебя!) на него воздействовать, наше восприятие времени зависит от точки отсчета, от масштаба и фиксации события наблюдателем, понимаешь?
— А попроще нельзя?
— Короче, для нас полный оборот Земли вокруг Солнца длится год. Год для нас – срок довольно большой. А какой-нибудь наблюдатель из Космоса видит обороты Земли вокруг Солнца как вращение детского волчка. Ему и невдомек, что за его час на Земле сменяются десятки поколений. Дальше, все знают, как трудно прихлопнуть муху ладонью. Но ведь для мухи взмах нашей руки выглядит как для нас падающее дерево. Я сначала не мог понять, что происходит с тобой. Либо ты наблюдаешь время с замедленной скоростью, то есть просто меняются твои ощущения, либо, как бы это сказать, в общем, ускоряются жизненные процессы в тебе самом. Теперь я прихожу к выводу, что это второе.
В принципе, обо всем, что он говорил, я догадывался сам. Я даже начал жалеть, что вообще затеял этот разговор и искал предлог, чтобы закончить его и откланяться. Но физик продолжал свои рассуждения:
— Понимаешь, Саш, твой феномен заключается в том, что можешь для себя, только для себя, относительно других замедлить ход времени. Все процессы вокруг тебя идут с прежней скоростью, а ты как бы начинаешь жить быстрее. Строго говоря, тебя бы, как феномена, надо направить в какой-нибудь институт для исследований.
— Ага, в поликлинику сдать, — усмехнулся я. — Для опытов.
Приятель смутился, поняв, что ляпнул не то, и снова закурил. А я, наконец, понял, почему пожалел, что пришел к нему. Век гениев-одиночек кончился. Все вопросы ученые решают теперь коллегиально, создают комиссии, устраивают симпозиумы. А это значит, что вместе с тем кончится и моя спокойная жизнь. Веселая усмешка на моем лице сменилась на грустную ухмылку.
— А ты зря иронизируешь, — произнес мой приятель, давя в пепельнице недокуренную сигарету. — Еще неизвестно, как ЭТО действует на твой организм. Ведь кроме твоего организма в окружающем мире все процессы идут с прежней скоростью. Секунда остается секундой, ускорение свободного падения остается «g». Но для тебя-то время растягивается, значит все биофизические и биохимические процессы в тебе убыстряются. Попросту говоря, когда происходит ЭТО, ты начинаешь быстрее жить. С этим надо быть очень осторожным. А ну, дай-ка пульс.
Он снял часы и взял их в правую руку. Левой сжал мое запястье, которое я ему протянул.
— Теперь сделай ЭТО.
Я представил себя бегущим за автобусом. Муха, пролетавшая мимо меня, остановилась в воздухе, медленно размахивая крылышками. Приятель издал какой-то звук, напоминающий ля субконтроктавы, и я понял, что он начал говорить. Я вернулся в нормальное состояние. Муха зажужжала и скрылась, а я рассмеялся, потому что никак не могу привыкнуть – когда я возвращаюсь в нормальное состояние, говорящий человек издает очень смешной звук, будто бы кто-то придерживал рукой катушку магнитофона, а потом резко отпустил.
— …о-о-а-ак и есть! Напрасно смеешься. Я даже сосчитать не успел – сотни за три. Я не врач, но с такой частотой сердце вообще сокращаться не может, мистика какая-то! Я бы советовал тебе не злоупотреблять ЭТИМ, иначе долго не протянешь. Ты сам-то не чувствуешь в своем здоровье каких-либо изменений?
Я сказал, что действительно, когда наступает ЭТО, чувствую одышку, ломоту и тяжесть во всем теле. Но в нормальном состоянии быстро проходит. Да и к ЭТОМУ состоянию постепенно привыкаю, организм адаптируется, наверное. Физик сделал вывод, что если, когда я пребываю в ЭТОМ состоянии, в нормальном времени проходит, скажем, десять секунд, которые для меня растягиваются в минуту, то я как бы «проживаю» лишних 50 секунд, на которые укорачивается моя жизнь. Я с этим согласился, но про себя подумал: не так уж это и много.