Но ничего не делать тоже нельзя! Разве можно спокойно смотреть на то, как тысячи головорезов, вооруженных бойлетерами и кимами ворвутся сюда и будут убивать, жечь и грабить? Разве можно спокойно смотреть на то, как какой-нибудь Бештан изнасилует мою Элору и убьет ее отца? Разве можно спокойно смотреть на то, как миллионы людей погибнут от холода, лишенные топлива для обогрева своих домов? Сформировать и обучить новый ОВОД можно за два-три месяца. А целый флот? На это могут потребоваться годы, годы, за которые Риксида станет мощнее и сможет дать более сильный отпор. А я? Что я? Я — покойник. Что если это не отец Элоры, а сам Господь воскресил меня, чтобы я выполнил свой последний долг?
Я задремал, и мне снова снился сад, и белые барышни с кавалерами в кремовых костюмах, и дети, играющие на лужайке, и старики на лавочке, и лицо Элоры…
Запиликал маячок на воротнике моего комбеза. Они идут. Я впервые подумал не «свои» и не «наши» — они. Чтобы не выдать себя, я вырвал маячок «с мясом», то есть с куском воротника и разгрыз его. Вечерело, а туман еще не рассеялся. Это хорошо, это мне на руку, если они подойдут близко, то могут не заметить меня. Через десять минут я услышал шаги и голоса. Я довольно точно определил место, где они должны выйти из леса, хотя если не кривить душой, получилось это случайно. Мне просто повезло.. Я поплотнее прижался к стволу и разглядел сквозь туман и ветви их неясные силуэты. Они остановились метрах в тридцати от моего дерева. Я напряг слух.
— Здесь будем ждать, — сказал поручик Рубан. — Костры не жечь, достать сухой паек. Зомер ко мне!
Зомер — это наш связист. У него рация для связи с батальоном.
— Зомер, дайте мне рацию и можете быть свободны.
Рубан отошел от расположившегося на отдых взвода и отошел, опять же, очень удачно — ближе к моему дереву. Я затаил дыхание, не дай бог выдам себя неверным движением или звуком. К Рубану подошел еще один человек, я скорее догадался, чем узнал его, это наш замполит, подпоручик. Как зовут его, даже не помню.
— Быть может, все-таки дать команду после того, как Башня будет взорвана? — вполголоса произнес он.
— Нет, — ответил Рубан, — мы и так потеряли уйму времени. Неужели ты сомневаешься, что мы взорвем эту чертову Башню? Пусть начинают маневрировать, эти фрегаты такие неповоротливые!
— Еще бы, в каждом по тысяче бойцов. Да техника, да оружие, да боеприпасы, продукты.
— Ладно, ладно, я прекрасно знаю, что находится на фрегатах. Просто я говорю, что маневренность у них хреновая. Алло, алло, первый, я — второй, слышишь меня?
— Слышу, слышу, — еле разобрал я то, что прохрипело в наушниках.
— Я у цели, можете начинать маневры.
В наушниках, по-видимому, прозвучал вопрос: цель уничтожена или нет?
— Пока нет, но через два часа ее не будет.
Ответ был типа того, мол, когда не будет, тогда и сообщишь.
— Скотный двор! — выругался Рубан, прикрыв ладонью гарнитуру. — Что? Да нет, мы не на свиноферме, мы в лесу. Хорошо, давайте так. Я в квадрате ноль два тринадцать. Наблюдайте за мной. Когда увидите вспышку — начинайте маневры. Со мной все может случиться, и с рацией, и со связистом. Если увидите вспышку, значит, Башни больше нет.
— Понял, вас понял, — прохрипел наушник. — Наблюдать за вспышкой в квадрате ноль два тринадцать. После вспышки начинать посадку.
— Так точно! Конец связи! Фу-у! — выпалил Рубан, вытирая лоб.
— Вот видишь, я же говорил, — сказал подпоручик. — Им нужна стопроцентная гарантия. Странно, что они не настояли на подтверждении того, что цель уничтожена.
— Да пошли они! А если нам всем взводом предстоит окружить Башню и не подпускать к ней этих му…, и взорвать Башню вместе с собой? Ведь мы практически смертники. В конце концов, наша задача именно такая — ценой собственной жизни прокладывать дорогу Легиону!