ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Владимира
ЖАРИКОВА

Звездопад

— Курсант Гвожек, что с тобой? — спросил вновь испеченный капрал.

— Ничего. Ногу подвернул, когда прыгал из люка.

— До привала дотянешь?

— Постараюсь.

— Дотяни, а там покажем медику.

Вечерело. Солнце (не Солнце, конечно же, Неккар, но по традиции мы на любой планете дневное светило называем солнцем) коснулось горизонта справа от нас. Вечернее время для спуска на планету было выбрано не случайно, если бы все прошло в штатном режиме, мы бы уже штурмовали Башню, а на рассвете к нам бы присоединился корвет с остальным батальоном. Мы продвигались по всхолмленной равнине, пробираясь через высокую траву мимо редких кустарников неизвестного мне вида. Сзади в голубой дымке маячил лес и еще был виден дымок догоравших останков нашей кабоньерки. А впереди, когда мы поднялись на очередную высотку, показалась деревня. Может, и не деревня — хутор. Всего-то десятка полтора разновеликих деревянных домов. Прошло уже больше полутора часов с момента нашей аварийной посадки, а привала до сих пор не было. Я плелся в хвосте, нога болела все сильнее. Взвод остановился.

— Занимаем деревню, — сказал поручик Рубан, — и там расквартировываемся на ночлег. Капрал Крауф! Со своим отделением пойдете в авангарде, начнете зачистку!

— Есть! Отделение, все, кроме курсанта Гвожека, за мной!

— А что с курсантом? — поинтересовался поручик.

— При высадке ногу подвернул. Бегать не может.

Крауф и еще пятеро бойцов побежали вперед. Весь остальной взвод маршировал следом. Мы вошли в деревню минут через пятнадцать после авангарда. Там стихли последние крики людей, похоже, ни одной живой души уже не осталось. Я вошел на подворье, где разместилось наше отделение. Небольшая изба, сарайчик, из которого доносилось мычание коровы и квохтанье кур. Звонко лаяла собака, привязанная цепью к конуре. В сумерках я увидел труп старика, лежащего ничком на спине, раскинув руки. В одной руке он сжимал длинную толстую палку. Судя по малиново-красному цвету кожи, он убит из бойлетера. Рядом куча окровавленного тряпья… Нет, не тряпья. Я чуть не потерял сознание и отвернулся. Обычно считается, что при виде таких ужасов человека начинает тошнить, но меня не тошнило, у меня темнело в глазах, и подкашивались ноги. Что поделаешь, молод, не привык еще. Возле тела старика лежала девчонка лет шестнадцати в разодранном платье, вспоротая ножом от промежности до самого горла.

Стараясь не смотреть на все это, я прошел в избу. Какому-то бойцу Крауф перевязывал голову, кровь все равно просачивалась сквозь бинты и текла у него по щеке. Боец возбужденно рассказывал.

— Ну, дед! Ну, гад! Жаль, сразу его не шлепнул! Только я девку схватил, он как выскочит и оглоблей меня по башке! Я чуть не вырубился. А эта сука меня по яйцам коленом. Ну, со злости пришлось ее того, вспороть ей брюхо как рыбе.

— Ну ты, Бештан, и садюга, — прокомментировал один из бойцов. Я еще не знал всех по именам

— Так, — сказал Крауф. — Артон и Сомас, закопайте трупы, а Гвожек и Бертен — готовить ужин.

— Есть! — Артон и Сомас удалились.

— Ты со своей ногой оставайся огонь в печке разводить, — предложил мне Бертен, — а я пойду кур резать.

Я не возражал. Крауф пошел за лекарем. Пока я возился с печкой, Бештан с перевязанной головой сидел на лавке и все гундел, как этот старик с оглоблей испортил ему весь кайф. Я кивал головой без комментариев. Хоть этот Бештан и мой товарищ по отделению, я был готов вспороть брюхо ему самому. Но я курсант, во взводе человек новый, так что чего мне лезть, куда не просят.

Пришел подпоручик-медик. Размотал повязку Бештана, ругаясь на то, какой дилетант, мол, ее наложил, обработал ему голову каким-то снадобьем и снова забинтовал. Потом осмотрел мою ногу, пощупал лодыжку. Я вскрикнул от боли.

— Все ясно, — произнес медик и взял прислоненный к печке топор. — Закатай штанину.

— Ампутировать будете? — испугался я, выполняя его наставление.

— Больной, что ли?! — рассердился подпоручик.

Он обтесал полено, сделал шину, приложил мне к голени и замотал прогипсованным бинтом. Потом взял меня за запястье, я думал, чтобы пощупать пульс, но он поставил на моих часах таймер.

— Ставлю на три недели. Когда зазвонит — снимешь.