Часть 2
Глава 1. РАЗРЫВ-ТРАВА
юблю посидеть вечерком у костра. Вообще, вечер — мое любимое время суток. Когда закончены дневные хлопоты, когда расслабленное тело и успокоенную душу охватывает приятная истома, садишься у огня на бревнышко и начинаешь ждать чудеса. И как в театре: гаснет свет уходящего дня, стихают лесные звуки, сейчас поднимется занавес и начнется представление…
За разрыв-травой мы отправились вместе с Лешеком и Германом. Все остальные представители нашего коллектива остались в роскошном тереме Бабы-яги. С нами в поход напрашивалось много народу, и в первую очередь моя Катька, но некоторыми вескими доводами мне удалось убедить и ее, и остальную компанию, что в экспедицию за травой следует отправляться не всей толпой, а небольшим мобильным отрядом. В состав этого отряда я включил, во-первых, себя, как основного идейного организатора и непременного участника любых авантюр, в которых можно промочить ноги и заработать насморк, во-вторых, Лешека, как местного жителя и проводника и, в-третьих, Германа в качестве ходячей энциклопедии, разбирающегося не только в антропологии, но и в ботанике. Катька тоже разбирается в биологии вообще и в растениях в частности, а в определении всяких там цветочков и травок может дать фору любому ботанику, но все же я настоял на своем: мне будет гораздо спокойнее, если она останется у Бабы-яги. Тем более, Герман уже достаточно поднаторел в изучении местной флоры, которая имеет кое-какие отличия от привычной нам растительности нашего мира. Ну, а чисто мужской коллектив в таких блиц-командировках, на мой взгляд, все-таки, предпочтительнее.
Кроме перечисленных выше участников экспедиции, с нами у костра возлежал и четвертый представитель нашего маленького отряда. Без него нам вряд ли удалось бы вовремя добраться до места, где произрастает разрыв-трава, ведь путь неблизкий, а времени оставалось совсем мало — чуть больше суток. Этот участник добровольного общества собирателей гербария был молчалив, а конкретнее — он вообще не разговаривал. Зато все понимал, а главное — сам соображал, что ему нужно делать в той или иной ситуации и, порой, оказывался предусмотрительнее остальных. Он положил свои головы по одной возле каждого из нас, чтобы мы их гладили, и прикрывал глаза, словно кот, готовый вот-вот замурлыкать. Остальное его тело вместе с хвостом занимало добрую четверть поляны величиной с футбольное поле, на которую ему с большим трудом удалось приземлиться.
Думаю, вы уже догадались: это был Змей Горыныч — дракон Кощея Бессмертного, которого тот притащил с какой-то дальней планеты. Оказалось, что у Вики был специальный манок, которым можно вызывать трехглавого змея. Все-таки роботы у Кощея получаются еще не совсем совершенными в плане интеллекта. Скажем, Вика, хоть и брюнетка по окрасу, но на поверку оказалась даже тупее блондинки. Сегодня после завтрака, пока Лешек бегал на Кудыкину гору встречать наших товарищей, мы сидели за столом и бились над решением проблемы: как добраться до места, где надо собирать разрыв-траву. По словам Бабы-яги, место это находилось не близко, а если верить карте, которая висела в комнате Лешека, то до него чуть больше ста сорока километров по прямой. Я уже подумывал, что придется отправляться в путь одному — дождаться Лешека, взять у него сапоги-скороходы и бежать. Хоть и тяжело пробежать в них сто сорок с лишним верст, но если с привалами, то часов за пять-семь вполне реально. На ковре, конечно, было бы лучше. Жалко, что Лешек поторопился, убежал встречать наших друзей, Германа и Константина. Надо было бы и мне с ним вместе идти к той самой Кудыкиной горе, и прямо оттуда мы бы полетели на ковре-самолете. Какие же в этом мире еще бывают транспортные средства, кроме лошадей и печеходов?
— Ягинишна, — спросил я бабку. — А гуси-лебеди у вас есть?
— Зачем тебе?
— Полететь на них за разрыв-травой.
— Не, милый. Какие гуси? Сказки все это. Разве ж они человека подымут? Ребеночка если только…
Последняя фраза была сказана с мечтательной интонацией. Похоже, старушка предалась сладким воспоминаниям.
— Эх, — посетовал я, припомнив прошлогодние приключения, — был бы здесь сейчас Змей Горыныч…
— А у меня вот такая штучка есть, — сообщила тут робот-Вика, снимая с шеи цепочку с серебряной свистулькой. — Кощей дал. С ее помощью можно Горыныча позвать.
И чего, дура, сидела, молчала? Она посвистела в манок, и буквально через два-три часа крылатый ящер приземлился на двор Бабы-яги. Лешек об этом, естественно, ничего не знал, поэтому не предупредил Костю с Германом. Те просто выпали в осадок, когда, добравшись до терема Бабы-яги, увидели это чудо. Конечно, летать на Горыныче не особенно комфортно, даже менее комфортно, чем на ковре-самолете, но зато существенно быстрее, чем идти пешком. По крайней мере, еще до наступления темноты мы были на месте, поставили палатку, кстати, ту самую, что ребята прихватили с Русалочьего озера, приготовили еду. Спичек для разведения костра не потребовалось, Горыныч с легкостью подпалил хворост для нашей готовки, при этом вода в котелке практически сразу же закипела. А сам захрустел пыреем, клевером и молодыми побегами — каждая голова наполняла желудок своим фуражом.
И вот теперь все мы, сытые и довольные, сидели у костра и болтали о разных пустяках. Дневное светило давно покинуло небосвод и спряталось за горизонтом, его косые лучи едва сияли бледно-оранжевым заревом, лениво борясь с надвигающейся темнотой и уступая ей. По другую сторону мизансцены разгорался ноздреватый блин полной луны.
— Точно, — Лешек посмотрел на поднимающийся в небо желтый диск. — В полнолуние она расцветает.
— Да, — как-то рассеянно подтвердил Герман. — Только сегодня, еще не совсем полнолуние — вон на Луне щербинка малая, значит, все-таки, завтра она зацветет.
— А по нашему календарю завтра у меня именины, — напомнил я. — Иван Купала. По-вашему, Мокальник.
— Поздравляю, — Лешек протянул мне руку. — Жди подарка.
Что-то подсказывало мне, что на сцене вот-вот должно появиться еще одно действующее лицо. Змей тоже это почувствовал, средняя голова его, которую я гладил, приподнялась и издала тихое рычание, как собака, почуявшая чужака. Но кому тут появиться, в этой лесной глуши! Кто может испортить столь удивительный вечер? Погода стояла тихая, лист не шелохнется. Поляна была чудесная, поросшая густой высокой травой в обрамлении смешанного леса, а посередине — дикая яблоня с мелкими и зелеными, еще незрелыми плодами. Дым от костра поднимался столбом, предвещая вёдро, уютно потрескивали сучья, даже комары обленились и почти не вылетали на охоту.
— Хорошо-то как, черт меня возьми! — невольно вырвалось у меня.
— Тихо ты! — цыкнул Лешек. — Беду накличешь!
— А что здесь такого?
— Место зачарованное, — пояснил Герман. — Помянешь рогатого, а он — вот он!
— Гер, ну ты даешь! Я и не думал, что ты, доктор наук, и такой суевер… — но договорить я не успел.
Чужак вырос словно из-под земли. Шкиперская бородка, прокопченное морщинистое лицо, длинные волосатые руки, заросшее короткой, но густой шерстью тело, ноги с раздвоенными копытами вместо ступней, жесткая кучерявая шевелюра, из которой выглядывали остренькие беленькие рожки. Этакая помесь козла с шимпанзе, такими в древнегреческой мифологии описывали сатиров. Сатиры? Причем тут сатиры, это же на самом деле настоящий черт! Явился, не запылился, будто бы ждал приглашения.
— Приятного вечера, господа! — пришелец щелкнул пальцами, сотворил себе кресло, уселся в него напротив нас и закинул ногу на ногу. — По делу или так, путешествуете?
— По делу! — буркнул Лешек.
Я двинул ему в бок локтем.
— Он шутит. Конечно же путешествуем. Какие могут быть дела у трех благородных донов, когда они в отпуске и на каникулах!
— Я так и подумал.
Незнакомец сплюнул в костер, и из него тут же вырвался длинный язык ярко-желтого пламени. Я, конечно, понимаю, что плюнул он смолой, но все равно плеваться в костер считаю святотатством. Впрочем, что с него взять, с черта-то! Он посидел немного молча, покачивая ногой и выковыривая серу из-под ногтей, потом обвел нас взглядом. Средняя голова Горыныча опять тихонько зарычала.
— Могу помочь с тем, что вы ищите.
— Да не ищем мы ничего… — начал опять я.
— Не надо ля-ля своим ребятам.
Тоже мне, свояка нашел!
— Сюда только за разрыв-травой приходят. Диверсию на сталелитейном заводе хотите провернуть? Печеход под откос пустить? Али еще чего?
— Али еще, — хмуро пробурчал Лешек. — Какого черта расспрашиваешь?
— А ты какого лешего базар ломаешь в натуре?! Так что, помочь?
— Ну, помоги, — вступил в разговор Герман.
Горыныч толкнул меня мордой в ногу и слегка помотал головой, когда я посмотрел на него.
— И помогу. Но, сами понимаете, не бесплатно. Условия знаете?
— Знаем, знаем, — заверил Герман.
— Тогда пойдемте, — черт поднялся и дематериализовал кресло.
— У нас денег нет, — Лешек для убедительности похлопал себя по карманам.
— А мне и не нужны ваши деньги. Ну так что, пошли?
— Далеко? — спросил я.
— К черту. Ха-ха, шучу. Сто шагов на запад, совсем рядом.
Мы поднялись, но Змей попытался преградить нам путь хвостом. Потом он этим же хвостом сорвал яблоко с дичка и протянул его мне. Ничего не понимаю, что это значит? Я машинально откусил. Мало того, что яблоко неспелое, так оно даже и не кислое, а какое-то совсем безвкусное и вяжет как недозрелая хурма. Мичурин явно не прикладывал руки к этому сорту.
— Погоди, — сказал я, отплевываясь. — Черт возьми, но разрыв-трава должна зацвести завтра! Завтра ж полнолуние.
— При чем тут полнолуние? — возразил черт. — Сегодня она цветет, в ночь накануне Иоанна Мокальника. Сорвете, и утречком можете улетать по своим делам. И вы совершенно правы, я вас возьму. Я вам травку — вы мне души. Договорчик оформим, все как полагается.
— Э, нет!— воскликнул Лешек, наконец догадавшись, какая требуется расплата. Он попытался образумить и нас: — Мужики, вы что, на самом деле ему верите?! Так мы не договаривались!
— Какие проблемы, договоримся, — невозмутимо ответил рогатый. — Впрочем, как хотите, можете оставаться ни с чем.
— Хорошо, хорошо, — согласился я.
Мы все, включая Горыныча, уже дошли до противоположного края поляны. При этом Змею оказалось достаточно всего лишь навсего развернуться на задних лапах.
— А где трава-то?
— Да вот она!
Черт указал пальцем туда, где в свете луны виднелась низенькая, похожая на черемшу, цветущая травка. Некрупные пятилепестковые цветы слегка светились розоватым цветом. Я нарвал этой травы полную полиэтиленовую сумку. Тем временем, Герман возился с двумя хворостинами, которые захватил из лагеря.
— Так, — сказал черт. — Готово? Теперь формальности. Кто первый?
Он материализовал лист пергамента и гусиное перо.
— Я, — отозвался Герман и выставил перед чертом крест, связанный из двух хворостин.
Нечистый выронил перо и бумагу и отскочил метров на пять назад, почти слившись с темнотой. Горыныч выдохнул из пасти огненную струю прямо в несчастного сатану, запахло паленой шерстью. Тот, весь красный, взвился в небо, а Горыныч нарисовал перед ним в воздухе огненное крестное знамение, отчего исчадие ада тут же с громким хлопком дематериализовалось.
— Классно! — воскликнул Лешек.
— Который час? — спросил Герман.
— Без трех двенадцать, — ответил я, посмотрев на часы.
— Больше он не появится. По крайней мере до Рождества. А это можешь выкинуть.
Герман показал на полиэтиленовый пакет, набитый травой.
— Почему?
— Это ложная разрыв-трава, у настоящей цветок не с пятью, а с четырьмя лепестками. Я ее в книге Бабы-яги видел и запомнил хорошо. Она из семейства крестоцветных, черт не мог нам ее показать, он же от креста бежит как черт от ладана. В смысле… Ну, вы поняли. Короче, она завтра зацветет, как ей положено, в полнолуние, на этом же самом месте. Ишь, паршивец, хотел и надуть нас, и в искушение ввести!
В искушение! Точно, в искушение, вот что хотел сказать Змей Горыныч, когда яблоко мне протягивал.