Глава 17. ВОДЯНОЙ ЦАРЬ
оскольку специалистов по морской навигации среди нас не было, плыли мы практически вслепую, лишь изредка, сверяясь с компасом, чтобы выдерживать курс точно на запад. А больше ничего и не придумаешь, поскольку наша карта заканчивалась Неприступными горами, а моря-окияна на ней был лишь маленький кусочек. Да если бы он там и был нарисован, все равно, определить долготу и широту в море можно только при помощи точных приборов и специальных таблиц. Какой-то прибор типа старого медного секстанта на корабле мы нашли, и будь среди нас опытный штурман, он смог бы проложить точный курс. Хотя, сделать это без хронометра, наверное, сложно, а на бриге хронометра не было, имелись только песочные часы, и все они, естественно, стояли. Стояли с полными нижними колбами. А мои китайские непромокаемые часы промокли после первого погружения. Посмотрев на них, я чисто риторически спросил:
— Интересно, который сейчас час?
Герман глянул на свои наручные часы и сказал:
— По новосибирскому времени сейчас двадцать ноль семь минус три минуты — двадцать часов четыре минуты.
— А солнце еще высоко.
— Я же сказал: по новосибирскому. А оно соответствует времени в «Лукоморье». А мы оттуда существенно сместились на запад, на четыре часовых пояса примерно.
«Четыре пояса, — дошло, наконец, до меня. — Вот почему я раньше стал просыпаться!»
— А часы у меня точные, — продолжал Герман, — еще ни разу не подводили. А на три минуты вперед я специально ставлю, чтоб не опаздывать.
— Знаю, я тоже так делаю. А что за марка у тебя? Швейцарские какие-нибудь?
— Да нет, наши. «Победа». Еще от отца мне достались, можно сказать фамильные. И не промокли даже. А ходят точно, я их каждый Новый год по Курантам сверяю — секунда в секунду. Главное — заводить не забывать.
В каюте капитана мы нашли какие-то справочники, но рукописные и на каком-то непонятном языке, может, и на очень древнем голландском, которым в совершенстве никто из нас не владел. Имелась там и карта, но в ней мы тоже не смогли разобраться, она была черно-белая, точнее схематичная, контурная, так называемые кроки, поэтому лишь тот, кто ее срисовывал смог бы точно сказать, где изображена вода, а где суша. Очертания одного объекта очень напоминали Кубу, но мы не смогли понять, море это или остров. И стороны света на карте не обозначены. И градусная сетка в каких-то непонятных единицах. Поэтому мы решили, что после встречи с Водяным Царем разворачиваемся ровно на сто восемьдесят градусов точно на восток, доплываем до нашей скалы, с которой мы свалились в воду, и поплывем… — то есть нет, пойдем, ведь моряки ходят, — вдоль берега и попытаемся найти более-менее пологий склон, по которому можно совершить восхождение. Пока еще мы не озадачивались вопросом, как сможем преодолеть пустыню, степь и Непроходимый лес и что будем все это время есть и пить.
Впрочем, проблема питания назревала уже сейчас и довольно остро, об этом все настойчивее напоминали наши желудки. Вчера мы съели на ужин лишь по кусочку солонины и по сухарику. Сегодня утром, ввиду особых на то причин, нам было не до завтрака. А пообедать мы не смогли, поскольку весь наш провиант частично ушел на дно, а остальной его частью закусил мегалодон. Запасы провизии на бриге, конечно же, давно пришли в негодность. Сухари превратились в куски засохшей плесени, окорока мумифицировались и рассыпа́лись в прах от одного прикосновения, содержимое бочек с растительным маслом напоминало загустевшую олифу. Лишь только в мешке с мукой, в самом центре, обнаружилась горсточка-другая сохранившегося продукта — сверху образовалась толстая оболочка из спекшейся корки, что предохранило от порчи серединную часть. Но, правда, запах того, что сохранилось, был отвратителен. Питьевая вода сначала, видимо, превратилась в болото, а потом вся испарилась — на дне бочек зеленели… нет, чернели остатки засохшей тины. В одной из бочек оказался ром. Или какой-то крепкий спиртной напиток, похожий на него, которому время оказалось нипочем.
— Ета, пригодится, — сказал Лешек, — Когда на нас снова нападет мегалодон, дадим ему типа выпить. И как бы без закуски.
— И будет акула-алкоголик! — заметила Катька.
— А и пускай!
Чтобы добыть еду, мы с Германом решили порыбачить, сделав снасти из подручных средств. Крючки смастерили из старых толстых иголок, которыми зашивали брезент, а на лесу расплели капроновый шнур из моей ветровки. Приманкой служили блесны, которые мы сделали из медных монет, расковав их молотком на наковальне и отполировав. Монеты — и не только медные — мы нашли в одном из сундуков, а всякого плотницкого и слесарного инструмента на судне имелось предостаточно.
Лешек растопил печку в камбузе и стал методом перегонки добывать из морской воды дистиллированную. Часа через два Герману удалось поймать какую-то селедку, или ставриду, или что-то в этом роде, а меня рыбацкое счастье обошло стороной. Перед наступлением темноты мы решили ограничиться этой добычей и считать пойманную рыбешку условно съедобной. Мы сварили из нее уху и заправили горстью муки и какими-то пряностями, срок годности которых давно истек, но запах еще оставался. С голодухи, конечно, ничего, — есть было можно.
После ужина, когда уже совсем стемнело, Герман остался нести вахту у штурвала, а остальные отправились спать в каюты. Спалось отвратительно, всю ночь мучили кошмары. То громадный мегалодон пытался проглотить наш корабль, то скелет, привязанный к мачте, просил меня отвязать его, а потом обрастал плотью и превращался в толмача Фрола, он кричал остальным скелетам: «Вставайте! Поднимайтесь!». Те начинали со стонами, гремя костями, вставать и подниматься. А один никак не хотел подниматься. «Вставай! Вставай!» — кричали ему все…
— Вань, вставай! — это Катька тормошила меня. — Нас зовут на палубу!
Я сел на койке и протер глаза, бросил взгляд на иллюминатор. Судя по освещенности каюты, была еще несусветная рань. Мы вышли на палубу и поднялись по скрипучему трапу на капитанский мостик. Рыжий диск солнца висел за кормой над горизонтом, яркая световая дорожка от него догоняла пенистый след нашего брига, шустро бежавшего по волнам. Внезапно корабль резко сбавил ход — надутые мгновение назад паруса безучастно повисли на реях как вывешенное на просушку белье. Это Соловей-разбойник перестал дуть и опустился на палубу рядом с Германом и Лешеком.
— Надо бросать якорь, — сказал он. — Край Света уже близко.
Герман с ним почему-то спорить не стал. Я посмотрел вперед. За бушпритом темно-лазоревая гладь моря подернулась рябью с множеством ярких солнечных бликов, как на речном перекате. Будто бы каменистое дно было совсем близко, а течение набирало силу.
— Ну что ж, бросаем якорь, — согласился я, поскольку посадить на мель тяжелый корабль было бы неразумно.
Скрипучий кабестан еле-еле поддался нашим усилиям, цепь с грохотом пошла вниз. Но якорь опускался недолго — глубина и в самом деле небольшая, — достал дна, зацепился за что-то, цепь натянулась, а бриг медленно развернуло кормой вперед. Оглядевшись по сторонам, мы заметили, что не только море, но и небо имеет довольно-таки странный вид. На востоке оно было светло-голубым, поскольку время алой предрассветной зари заканчивалось, солнце достаточно поднялось над горизонтом, оно светило уже довольно ярко. Зато в западной части небосклона все еще продолжалась ночь, месяц и звезды не прекращали водить свой хоровод на темно-синем бархате, будто бы их совершенно не волновал тот факт, что их черед давно прошел.
— Там Край Света, — пояснил Соловей-разбойник. — До него версты две, не больше.
— Так это там надо искать Водяного Царя? — поинтересовался я.
— Да, — подтвердил Соловей.
— Давайте, эта, лодку спустим, — предложил Лешек.
— Давайте, — согласился я, — если она не рассохлась за долгие годы.
Мы спустили на воду единственную имевшуюся на борту шлюпку. Я сбегал в каюту за драгоценной флягой с нашим зельем — ведь мы направляемся на рандеву с Водяным Царем, — а когда вернулся на палубу, Лешек с Германом уже сидели и ждали меня в лодке. Нет, она не рассохлась, по крайней мере за пять минут воды не набрала. Я передал мужикам флягу и спрыгнул сам вслед за ней.
— Ребята, а можно я останусь на корабле? — спросила Катька.
— Нужно, — ответил я. — Как раз хотел предложить кому-нибудь остаться. На всякий случай.
Шлюпка была шестивесельной, но грести могли только двое из нас, поскольку кто-то должен сидеть на руле. Мы с Германом взялись за весла, предоставив право порулить Лешеку. Течение, не сказать чтобы сильное, на речных перекатах и пошустрее бывает, но все же помогало нам. Мы гребли минут восемь или десять, вдруг наш кормчий испуганно крикнул:
— Эта! Табань, мужики!
Мы с Германом резко загребли назад, в ту же секунду лодка заскрежетала днищем по камням и, сев на мель, остановилась. Поскольку мы с Германом сидели спиной по ходу движения, то не могли видеть, куда плывем и что творится там, впереди. Мне показалось, что мы просто налетели на галечную отмель, я даже хотел пожурить Лешека, мол, ты же рулевой, не мог что ли объехать мель!? Но, обернувшись, тотчас обомлел от испуга. Это удачно, что мы сели на камни, иначе могли бы и не успеть затормозить.
Впереди эта отмель поднималась еще выше, сравниваясь с уровнем моря, камни торчали из воды, а струи, обтекая их, сваливались в водопад, до которого оставалось едва больше корпуса лодки. Воды устремлялись с обрыва в бездну, но не просто в бездну, а в БЕЗДНУ, которой не было видно конца, то есть водяные нити сваливались прямо в темноту. Подобную пропасть мы наблюдали, когда добывали молодильные яблоки в садах Хой Ёхе. Только там был виден противоположный берег, а из пропасти поднимался розовый туман. А здесь не было ни другого берега, ни тумана — просто была пустота, черная, пугающая пустота. И полное ощущение того, что туда, в эту пропасть, чернея, опускается и небо. Кромка обрыва простиралась в обе стороны, сколько хватало глаз.
— Жесть! — прокомментировал Лешек. — Край Света и Начало Тьмы!
— Это фантастика! — воскликнул Герман. — Феноменально! Такого просто не может быть!
— Никак гости ко мне пожаловали? — услышали мы негромкий голос.
В воображении я представлял себе Водяного Царя этаким великаном с огромной зеленовато-белой бородой до пояса и с трезубцем. Но мы увидели щупленького старикашку с небольшой козлиной бородкой, посохом в руке и в длинной белой рубахе. Он был бос, а потому брел осторожно, спотыкаясь о камни, вдоль обрыва, рискуя свалиться в бездонную пропасть, но совершенно этого не боясь.
— Это вы — Водяной Царь? — спросили мы втроем в один голос.
— Да, это я.
— Дело у нас к вам, — сказал я. — Очень важное.
— От этого зависит судьба большого народа, — добавил Герман.
— Может типа случиться большая война, — пояснил Лешек.
— Рассказывайте, — Водяной оперся на посох и приготовился слушать.
Мы, перебивая друг друга, начали свой нестройный рассказ, потом, наконец, пришли к выводу, что говорить должен кто-то один. Быть рассказчиком предоставили право мне. Говорил я где-то с полчаса, пока, наконец, не дошел до сути. Как ни странно, старикан слушал терпеливо и внимательно, почти не перебивая, лишь изредка задавая вопросы по существу.
— Давайте свое зелье, — велел Водяной, после того как выслушал меня.
Я достал из лодки флягу. Старик осмотрел ее, открутил крышку, понюхал, улавливая запах ладонью, как обычно делают химики.
— Баба-яга знает свое дело, — одобрительно констатировал он. — Профессионал.
Потом сложил большой и указательный палец колечком в знак O’key, засунул их в рот и переливчато засвистел. Тут ему мог бы позавидовать и Соловей-разбойник.
— Си́вушка! — гаркнул он зычным голосом, закончив свистеть.
Из бездны появился конь светло-серой масти, встряхнул гривой и ткнул старика в плечо своим носом. Водяной щелкнул костлявыми пальцами, материализовал ведро, вылил туда наше зелье и сказал:
— Пей, Сивушка, пей, мой хороший!
Конь фыркнул, опустил в ведро морду и принялся пить. По мере поглощения жидкости, он раздувался, увеличивался в размерах, терял форму и темнел, пока не превратился в огромную грозовую тучу.
— Лети, Сивушка, лети за горы, за пустыню, за степь, пролейся дождями над лесами и долами до самого Синя моря…
— И остров Буян пусть захватит, — напомнил Герман.
— …и остров Буян захвати. Пролей все до капли, да возвращайся ко мне.
Туча поднялась в небо и медленно поплыла на восток.
— Сивка — мой лучший помощник, — пояснил Водяной Царь. — Все сделает как надо, на него можно положиться. Ну, добры молодцы, прощевайте, вам в обратный путь, а мне — делами заниматься. Пока!
— Спасибо вам! — мы поклонились Водяному и направились к лодке.
Отмель стала значительно больше, а струи водопада превратились в редкие капли. Лодку пришлось метров пятнадцать волочить к воде.
— Море-окиян мелеет! — испуганно воскликнул Лешек. — Белый конь все выпил!
— Я думаю, это отлив, — предположил я. — У нас такое с морями довольно часто происходит, каждый день. А в прилив тут наверное вся отмель полностью накрыта, водопад о-го-го как струячит. Мы бы против него и не выгребли…